Анатолий Васильевич Малинов,

участник Великой Отечественной войны, фронтовик

 

 

«В семнадцать — под ружье и прямо в строй»

Он родился в крестьянской семье в глухой деревушке на Вологодчине. В юности мечтал поступить в дорожный техникум и стать строителем мостов, соединяющих города и веси, прошлое с будущим. Но провидящая судьба забросила его в ветеринарный техникум. Закончить его, однако, помешала война. И завершил он это образование в Ленинградской ветеринарной академии уже после войны.

А в семнадцать лет надел на себя, по сути подросток, шинель и оказался на фронте, который в разные годы войны по-разному назывался: Волховским и Третьим Прибалтийским… Он был щупленьким и малого росточка пареньком — метр сорок восемь. Но суровая солдатская жизнь научила его и выносливости, и смекалке, и терпению, и прибавила ему росту аж на тридцать сантиметров.

В вещевом мешке рядового Анатолия Малинова вместе с сухарями лежали книги. Пристрастился он к чтению именно на фронте, в минуты и часы редкого затишья. Он и не представлял себе, что после войны сам потянется к перу. Пережитое на войне распирало демобилизованного лейтенанта, хотелось выплеснуть на бумагу свое личное, испытанное только им. Кстати, лейтенантские погоны он получил незадолго до окончания войны, пройдя через офицерские курсы.

За свою жизнь Анатолий Васильевич прочитал гору мудрых книг, а свои мысли по поводу прочитанного облекал в форму стихов. У него накопилось несколько десятков общих тетрадей с такими откликами. И постепенно стала пробиваться собственная творческая струя: стихи-воспоминания и размышления над собственной судьбой. Сегодня перед вами подборка стихов участника Великой Отечественной войны, нашего земляка из деревни Волпа, ветерана труда с 50-летним стажем Анатолия Васильевича Малинова.

Георгий Киселев, член Союза писателей Беларуси.

 

Из биографии

 

А на войну меня никто не провожал,

По сути оказался я на ней случайно.

На оборонные работы военком послал,

Была на фронте обстановка чрезвычайной.

 

Карельский фронт: болота, сопки и леса,

Своеобразная природа, холод лютый.

И сердце трогала суровая краса,

Но любоваться ею не было минуты.

 

И как скорее возвести рубеж,

Чтоб крепко встать на нем солдатам-братьям

И залатать в окопах наших брешь,

Учил нас старший лейтенант Кондратьев.

 

Чтоб было легче нашей стороне

Стеной стоять перед врагом хваленым,

Вгрызаться в землю приходилось мне

И скальный грунт долбить кайлом и ломом.

 

 

Сбивали руки в кровь, юнцы войны,

Терпели, глядя на солдат, не ныли,

По возрасту и росту — пацаны,

Не испытавшие еще окопной пыли.

 

В семнадцать под ружье и прямо в строй,

Мы пополненьем шли в прореженные роты,

И, необученные, принимали бой,

Учась на месте мудрости пехоты.

 

Воспоминание

 

Мне довелось начать войну подростком,

На Волхове, на Ладоге, на льду,

Налаживать там связь и делать сростки,

Неделями не быть на берегу.

 

Проложен путь ценой немалой крови

По Ладоге зимой усилием солдат.

Кабинки — нараспах, шоферы — наготове,

Все шли и шли сквозь тот кромешный ад.

 

Налеты с воздуха не прекращались

Ни днем, ни ночью — за волной волна.

Зенитчики отчаянно сражались,

Запас снарядов исчерпав до дна.

 

Шли в Ленинград продукты и припасы,

Везли оттуда женщин и детей.

Кипела жизнь по всей ледовой трассе,

Пока держался лед до теплых дней.

 

Год сорок третий — время перелома.

Прошли мы Лугу, Остров, Новгород и Псков

Землей своей, издревле нам знакомой.

На зов сожженных деревень и городов.

 

В Восточной Пруссии настал войне конец

Мне двадцать лет. Три года — фронтовые.

Я был уже солдат, а не юнец.

И на груди — награды боевые.

 

И молодость бурлила в нас вином,

Чуть повернись —и звякали медали.

И где-то ждал родительский наш дом,

И девушки с надеждою нас ждали.

 

В МИХАЙЛОВСКОМ

 

Телефонист, с катушкой за плечами,

Тянул я провод, парк стоял стеной.

И Пушкин, словно мой однополчанин,

Казалось мне, на связи был со мной.

 

Пред отступленьем немцами постройки

И «домик няни» были сожжены…

А в памяти моей вставали строки,

Ожившие сквозь кровь и гарь войны.

 

«Я твой — люблю сей темный сад

С его прохладой и цветами,

Сей луг, уставленный душистыми скирдами,

Где светлые ручьи в кустарниках шумят…»

 

Михайловских лугов и Сороти разлив —

Я впитывал душой в то памятное лето.

О Боже, как я был счастлив,

Бродя тропинками поэта!

 

* * *

…В блокаде Ленинград. И мы — его защита.

Окопы залиты болотною водой.

Тогда действительно единым монолитом

У стен его стояли мы с тобой.

 

Телефонист — работа не из легких,

И командиром мне она далась:

«На линиях, то длинных, то коротких, —

Твой долг — держать в порядке связь!»

 

Есть связь — в порядке оборона,

Есть связь — и наступление идет.

Нет связи — и растет число урона,

Нет связи — и на нас противник прет.

 

Судьба — и я попал на пушку

Зенитную калибра тридцать семь.

Ловил врага в прицел, а не на мушку

По-школьному старательно совсем.

 

Сбил самолет и вел огонь по танкам

Прямой наводкой я палил по ним,

Лупил огнем по вражеским десантам,

Давил врага презрением своим.

 

Прибалтика знакома мне до боли

В Восточной Пруссии — конец моей войне.

Да, воевал, крошил их, фрицев, вволю,

А сожаленье — это не по мне.

 

Но перед кем я преклоняюсь честно,

Пред женщинами, вдовами войны.

Здесь сожаление мое уместно,

Пред ними чувство и моей вины.

 

Гляжу я в их израненные лица,

Не смог я их насильников убить,

Позволил я над ними поглумиться

Врагу и душу с телом оскорбить.

 

И потому я сожалею ныне

Что я не смог вмешаться в произвол

И вовремя добраться до Хатыни

И до других меня прождавших сел.

 

И, как свеча, моя вина сгорает

Перед сияньем верных женских глаз.

Что тут сказать? Солдат не выбирает

Своих дорог. На это есть приказ.

 

* * *

Из нас, солдат тех грозных лет,

Тот день все помнят ясно,

Как был разряжен пистолет

В салюте дружном, громогласном.

 

Братанью не было границ,

Восторгам не было предела,

Улыбок столько — сколько лиц.

Победы Знамя нам алело!

 

Был сорок первый — год потерь,

Год поражений, отступленья.

Сорок второй — не год, а твердь,

Сталь всенародного каленья.

 

Мы дали миру Сталинград,

Немецкой армии плененье.

Вошел блокадный Ленинград

В легенду — миру в удивленье

 

Что было дальше — путь побед:

Геройства массового годы.

А результат — фашизма нет,

Свободны в мире все народы!

 

Окопы

 

Окопы слева, немец справа,

Стою на линии огня.

Посадки редкая дубрава

Не демаскирует меня.

 

Трава, не тронута косою,

Нависла с бруствера в окоп,

Покрыта утренней росою.

Чуть-чуть румянится восход.

 

Вот так же утром на рассвете

Атаки ждали рубежи.

Солдат всегда за все в ответе,

Приказ — умри, а задержи!

 

То в сорок первом, а позднее —

Рубеж исходный для атак.

Стал враг слабее, мы сильнее,

Хоть враг всегда есть только враг.

 

Мы жмем к Днепру, соседи справа

Уж зацепились за плацдарм,

Здесь где-то будет переправа,

Но то решает командарм.

 

Войска ушли, и стало тихо,

Окопы ж все чего-то ждут.

И уж для всех хватило лиха.

Им сорок лет, а все живут.

 

Нечеток профиль, но поныне —

Изгибы, гнезда, блиндажи, —

Навек застывшие святыни

Солдатской праведной души.

 

Внукам и правнукам

 

Идешь ли мимо Вечного огня

Или могилы братской с камнем низким,

Ты вспомни обязательно меня,

И я мог быть под этим обелиском.

 

Ты за сто метров шапку с головы

Сорви и подойди с поклоном низким

И чувств своих непрошенной слезы

Ты не стыдись пред этим обелиском.

 

Ты павшим здесь обязан жизнью всей

И все с тобой живущие на свете

И, благодарен им, живи смелей,

Передавая жизнь по эстафете.

 

Для них Отчизна, Родина своя —

Понятья были главные, святые.

На них держалась Русская Земля,

Так прочитай их имена простые!

 

https://volkovysknews.by/

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

*
*
Website