Холодок под сердцем

Гродненский район Фолюш, бывший военный городок. Большой дом барачного типа на несколько семей. Пожилая пара, которую ищу, занимает небольшую часть дома. У них есть свой скромный огородик перед входом. Наконец нахожу своего героя: глава семьи тихонько греется на солнышке, сидя на стульчике у входной двери, поджидает меня. «Вы понимаете, я не хочу быть звездой, мне совсем не нужна сенсация», — так встречает меня этот скромный, по возрасту уже очень пожилой человек с обаятельнейшей детской улыбкой. Что ж, попробуем не делать из него звезду — орден Красной Звезды среди прочих орденов и медалей и так давно украшает его военный мундир. Просто расскажем об этом человеке с непростой судьбой и трепетным сердцем.

Алексей Михайлович Кузнецов — полковник, почетный гродненец. Смотрю на него и не могу не улыбаться — передо мной подтянутый, сохранивший воинскую выправку и стать мужчина с ясными глазами и таким же сознанием, правильной речью, отличной памятью. А ведь в марте 2014 года мой герой отметил свой 90-летний юбилей. С женой Софьей Григорьевной, которую некогда полюбил с первого взгляда, они живут вместе уже 65 лет. Воспитали троих детей, в их семье пятеро внуков и трое правнуков. Но это сейчас, а когда-то…
«Я родился в Орле, был старшим у родителей, а всего было нас пятеро. Родители из крестьян. Конечно, начал рано работать. Мечтал поступить в железнодорожный техникум, но не сдал экзамены. Трудился немного на заготовке зерна, а в 16 лет устроился на работу в Брянск на железнодорожную станцию нормировщиком», — рассказывает Алексей Михайлович. На работу ему тогда приходилось ездить на поездах, а это километров сто в обе стороны.

Шел 1941-й год… Уже чувствовалось дыхание войны. Когда она грянула, эвакуироваться семья просто не успела. Отец ушел на фронт, там и погиб. «Брянск, Орел захватили быстро и отрезали нам путь к эвакуации. Станцию  бомбили непрерывно. Помню, как рвались паровозные котлы, пороховые погреба в лесах. В составе ремонтной бригады мы должны были в спешном порядке восстанавливать пути. Сплошной вереницей шли эшелоны с ранеными», — рассказывает ветеран. А когда вошли немцы, все служащие станции ушли в партизаны. Алексей был связным, следил за передвижением немецких эшелонов. Однажды ночью на родной станции ему удалось перевести стрелки, и немецкий состав на полном ходу врезался в эшелон, стоявший на тупиковом пути.
В 1943-м, когда Орел освободили, молодого Алексея призвали на фронт, сперва автоматчиком, потом пулеметчиком, а потом отобрали в разведку. И остаток войны он прошел в составе разведывательных групп, был заместителем командира разведвзвода.
Мужество помнить
Порой не хочется ворошить память тех страшных лет. Только коснемся темы войны — в глазах слезы и голос начинает дрожать. Но мужества и достоинства этому человеку не занимать, он понимает, что снова и снова рассказывать о войне нужно не ему — нам. «Знаете, а ведь мама успела получить на меня похоронку. Ошибка вышла. Бедная она. Отец погиб, братишка мой младший подорвался на мине, остался инвалидом, ему 14 лет было. А тут и на меня похоронка. Мама не выдержала, рано умерла», — делится он.
Быть разведчиком на войне — значит быть смелым, но осторожным, умным, но дерзким, расчетливым, но отчаянным. Этим ребятам доверяли, от их работы зависели жизни огромного количества бойцов, они работали под носом врага без прикрытия. У них был негласный кодекс: сам погибай, но товарища выручай. «Меня трижды забрасывали в тыл врага. В Гродно я был в числе группы разведчиков задолго до ввода войск, нам нужно было узнавать о позициях и силе противника. Вот где-то тут, где сейчас живу, в лесах, мы, помню, провели сутки. Нам нельзя было входить в контакт с местными, но в тот раз случайной очередью смертельно ранило нашего санинструктора, молодую украинку Надю, и мне пришлось оставить ее у горожан, чтобы они ее спасли. Но не получилось, похоронили ее», — ветеран рассказывает о войне в деталях.

…Я смотрю на Алексея Михайловича и не перестаю удивляться: он помнит войну картинами, помнит фамилии своих однополчан, погибших на глазах друзей… «Я о войне могу говорить часами. Ведь это невозможно забыть, понимаете?» — улыбаясь сквозь слезы, говорит он мне. А я представляю его крепким молоденьким парнем: вот он бесстрашно пробирается к фашистам, хватает «языка». «Наверное, какой-то юношеский максимализм перекрывал тогда страх смерти. Я почему-то никак не мог себе представить, что меня могут убить», — говорит он. А я думаю: может, поэтому и не убило, а только ранило — трижды за большую войну. До сих пор в диафрагме под сердцем он носит крошечный металлический осколок. Его нельзя трогать, он там навсегда… Как память, как вечный холод войны.
«Помню, как нашей разведгруппе удалось пленить коменданта Могилева. Тогда очень много солдат погибло под Минском — перед глазами до сих пор стоит поле боя и тела, которых так много, как снопов после жатвы. Помню, как пришлось идти на пулемет под Минском: группа получила задание подавить пулемет, который мешал наступлению. Одним из пулеметчиков оказался полицай, из местных, брат нашего разведчика Уварова. Его пришлось отдать местным жителям, а те его приговорили… самосудом».
А однажды у деревни Усушки Могилевской области взвод Кузнецова выследил языка. «У нас был приказ наблюдать за немецкой обороной. А там речушка протекала. И вот мы видим, что один пожилой немец все черпает и черпает воду и носит ее куда-то. Схватили. Оказалось, что в бане мылись офицеры. Никак нельзя было упускать такой момент. У одного из нас были противотанковые гранаты. В общем, устроили мы им «парилку», — рассказывает спокойно.
«Вы не подумайте, я не был рожден убивать. Но на войне своя правда: если ты не убьешь, то убьют тебя. В открытых боях было даже немножко проще — ты был среди людей. А мы… Бывало, ползешь за языком и думаешь: если убьют, никто даже не узнает. Сегодня, знаете, разное можно услышать о войне. Но я должен сказать: немцы безжалостно поступали с нашими людьми, мучили и расстреливали пленных. Мне приходилось видеть и то, как запирали людей в домах и поджигали. Советские солдаты себе такого не позволяли, даже когда входили в Берлин, проявляли гуманность. Тогда, если кто-то из нас нарушал этот негласный кодекс чести, проявлял жестокость к жителям, мародерствовал, получал суровое наказание», — рассказывает Алексей Михайлович.
Алексей Кузнецов одним из первых вышел к Балтийскому морю. «Помню, надо было зачерпнуть воды во флягу и принести командиру, чтобы поверили. Вообще, до сих пор слышу слова командира взвода, которые он говорил нам всякий раз, когда посылал на задание (сам он погиб потом): «Я понимаю, что посылаю вас на смерть. Но от вас зависит судьба всех. Помните: приносите только проверенную информацию, в которой вы уверены. И я старался всегда поступать только так», — говорит ветеран.
Боевой путь довел старшину Кузнецова до Берлина. До этого были ожесточенные бои на Одере, в Кенигсберге, Гдыне, Варшаве. Он присутствовал на параде Победы в Берлине. А потом были курсы лейтенантов в Калинковичах. А после них — Гродно, где тогда находился штаб армии. Сюда он приехал после курсов получать распределение, получил назначение командиром взвода в автомобильные войска. Так и осел в городе над Неманом. После войны Алексей Михайлович военную службу продолжал еще 32 года, но и, выйдя на пенсию, ни дня не оставался безработным, еще долгие годы трудился то в «Гроднохлебпроме», то на главпочтамте.
А война… Она еще долго отзывалась Алексею Кузнецову холодком под сердцем.
Семь лет назад не военное — мирное — небо забрало у Алексея Михайловича и Софьи Григорьевны их младшего сына. «Он был летчиком гражданской авиации, и однажды при взлете у самолета оторвало мотор. Сын был пристегнут, а напарник нет. Наш парень не выжил, а его коллегу выбросило из салона, и он остался в живых», — уже спокойно рассказывает ветеран.
Покидаю этот почти сельский уютный гостеприимный дом. Желаю напоследок здоровья, не удерживаюсь, спрашиваю, в чем секрет-то долголетия? «Да денег нет на похороны», — шутит Алексей Михайлович и сам весело смеется. Но потом признается, что и сейчас каждый день старается делать зарядку, а раньше ежедневно и сам, и вверенные ему солдаты после подъема плавали в реке в любую погоду. Так с улыбкой они с женой и провожают меня до порога. И я вспоминаю слова своего героя, сказанные им вскользь: «Сейчас люди меняются. Даже в белорусах уже нет такого дружелюбия, порядочности, нежности». Наверное, он прав. Но, слава Богу, нам еще есть на кого равняться. Пока еще есть.

Татьяна ВИШНЕВСКАЯ